Флот для “малой войны”

Капитан 1 ранга М. МОНАКОВ

Морской сборник № 3 1994 г.

К концу 20-х годов международное положение СССР упрочилось. Советское правительство признали практически все великие державы. С различными странами было заключено около 40 договоров и соглашений. Тем не менее отношения с соседями в Европе, а также с гарантами «Версальской системы» - Англией и Францией, оставались напряженными. Росла внешняя угроза и на Дальнем Востоке, где наша военная разведка добыла план подготовки вторжения японских и китайских войск совместно с белоэмигрантскими формированиями в советское Приморье и Забай­калье.

В то же время обстановка и внутри страны осложнялась. С одной стороны, нарастали темпы индустриализации, шло строительство 538 новых предприятий, сооружались железные дороги и нефтепроводы. С другой - в экономике проявились кризисные явления, повлекшие за собой рост инфляции, обострение товарного дефицита и введение карточной системы распределения. Это явилось следствием нарушения определенного равновесия, сложившегося при НЭПе, а также форсированной индустриализации, темпы которой не соответствовали возможностям страны. Правда, вопрос об источниках финансирования встал еще на этапе ее планирования. Не имея шансов на многомиллиардные займы за рубежом, решили изыскать средства за счет искусственного завышения цен на промышленные товары и резкого занижения закупочных цен на сельхозпродуцию, то есть по пути снижения жизненного уровня населения и разорения деревни.

Это вызвало значительную оппозицию в стране, однако Сталин и его окружение смогли удержать власть и нанести политическим противникам сокрушительное поражение. Сначала они расправились с Троцким, Зиновьевым и еще 98 «активными оппозиционерами», затем - с «буржуазными эконо­мистами», увидевшими в этих планах путь к экономической катастрофе. Потом настал черед «правых оппортунистов». Малейшие возражения против нового курса жестко пресекались и по стране прокатилась серия процессов против «вредителей», которые затронули и Вооруженные Силы. Постоянные же разговоры о приближении большой войны, наряду с задачей обеспечения матери­альных условий для «окончательной победы социализма», были едва ли не решающим аргументом в пользу неограниченного радикализма экономической политики и жесткого внутриполитического курса.

Военная доктрина СССР к этому времени тоже приобрела относительно устойчивые очертания. Ее особенностью оставалась предельная идеологизация политической стороны, наиболее наглядно проявлявшаяся в определении характера возможных и неизбежных, как считалось, войн. Мирные же условия квалифицировались лишь как «передышка», которую следовало максимально исполь­зовать для укрепления социализма внутри стран и налаживания связей с международным проле­тариатом. Поэтому взаимоотношения с капиталистическими странами строились так, чтобы, по возможности, продлить эту «передышку», а торгово-экономическое сотрудничество с ними - чтобы добиться в конечном итоге «полной экономической независимости от мирового капитала». Таким образом, индустриализация, квалифицировавшаяся официально как решающее условие победы социализма в СССР, представ­ляла собой реализацию и другой задачи - формирования экономики автаркического типа с выводом страны из системы международного разделения труда.

К концу 20-х годов закончился период относительной свободы в выражении различных взглядов на применение Красной Армии. ВВС и ВМС РККА в будущей войне. С этого времени проблемы войны и мира в советских источниках стали рассматривать исключительно с классовых, марксистско-ленинских позиций, дававших партийно-государственному руководству СССР, командованию и военным теоретикам Советских Вооруженных Сил целый ряд неоспоримых преимуществ. Это, во-первых, решало проблему правомерности вооруженного насилия со стороны СССР. Марксизм-ленинизм считал несправедливыми все войны, которые вели импе­риалистические державы против кого бы то ни было. Справедливыми признавались войны в защиту своих стран, гражданские (революционные) и национально-освободительные войны. Поэтому, исходя «из природы социально-политического строя СССР», несправедливая война с его стороны просто исключалась.

Во-вторых, обосновывалась необходимость предельного напряжения всех сил перед лицом военной угрозы и во время войны, тотальная мобилизация экономического, морального и военного потенциала общества, превращение страны «в единый военный лагерь». А поскольку Советский Союз считался государством, выражающим интересы всех трудящихся классов, то предполагалось, что ради защиты своих коренных интересов последние должны быть готовы к величайшим жертвам.                                       

И наконец, в-третьих, оправдывалось участие в конфликтах и войнах, не имеющих непос­редственного отношения к СССР. Такие акции мотивировались необходимостью возвращения «классового долга» международному пролетариату за поддержку, оказанную социалистической революции в России, а также обязанностью «диктатуры пролетариата» делать все возможное для расширения и углубления мировой пролетарской революции.

Наиболее характерным в этом отношении является теоретический труд, подготовленный штабом Красной Армии в 1928 г. и названный «Будущая война». В нем основным источником военной опасности предлагалось считать попытки «враждебного капиталистического окружения ликвидировать социалистический строй в СССР». К факторам, способным вовлечь Советский Союз в войну, относились, кроме того, революция в одной из капиталистических стран и революционная ситуация в крупных колониальных и полуколониальных странах.

Достаточно подробно в труде рассматривался и вероятный состав антисоветской коалиции, где наиболее враждебной считалась Великобритания. Она же, как предполагали авторы, должна была выступить в качестве политического и военного лидера целого блока стран, включавшего практически всех наших западных соседей, а также Францию и Италию. Вмешательство США считалось маловероятным, а вот без участия или хотя бы нейтралитета Германии антисоветская интервенция с запада признавалась немыслимой. Касаясь ситуации на Востоке, отмечалась возможность выступления против СССР Японии, особенно «в трудный для нас момент». В связи с этим все государства в данной работе были разделены на четыре группы: 

враждебные - Англия, Франция, Польша, Румыния, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Италия;

потенциально враждебные - Германия, Чехословакия, Венгрия, Болгария, Югославия, Греция, Бельгия, Япония и США;

не заинтересованные в войне с СССР - Швеция, Норвегия, Дания, Швейцария, Австрия, Албания, Персия и страны Латинской Америки;

дружественные - Турция, Афганистан, Китай (потенциально), страны Арабского Востока, Африка, Индонезия, Британская Индия (объективно), Монголия.

Из этого следовал вывод, что формирование антисоветской коалиции будет проходить: при активном участии государств первой группы, при поддержке или согласии стран второй, при невмешательстве третьей группы и при дружественном нейтралитете четвертой.

Наиболее крупным изъяном этого труда, несмотря на наличие целого раздела «Варианты будущей войны», явилось то, что рассматривался фактически только один из них. Такая одновариантность стала главным недостатком стратегического планирования в Советских Вооруженных Силах, дававшим знать о себе и в последующие годы. Это неизбежно ограничивало и без того крайнюю узость бытовавших в кругах военно-политического руководства страны представлений о задачах ВМФ в будущей войне.

Официальные взгляды на оперативно-стратегическое применение флота были изложены в главе VIII, в написании которой участвовали и работники 2-го (морского) отдела I управления штаба РККА. Оценив возможности вероятных противников СССР на Балтийском театре, авторы главы делали вывод, что бороться там с нашим флотом они могут только при прямом вмеша­тельстве в конфликт Великобритании и Франции. Так же оценивалась ситуация и на Черном море, где главная угроза виделась от британского флота, развертывающегося из Средиземноморья.

В разделе «Задачи и применение морских флотов» говорилось буквально следующее: «...Общий характер войны (да и сама ее возможность) наших соседей против СССР зависит от обеспечения подвоза необходимого снабжения из Западной Европы. Главнейшие и удобнейшие пути... как в Черном, так и в Балтийском море проходят через узкие проливы. Здесь-то именно и находится их наиболее уязвимое место. В этом отношении исключительно важную роль могут сыграть подводные лодки СССР». Возможно, именно это дает ответ на вопрос: почему накануне войны на закрытых Балтийском и Черноморском театрах были сосредоточены наибольшие группировки наших подводных лодок?

Кроме того, скорее всего, отсюда берут истоки наша традиционные поиски паллиативов вместо строительства сбалансированного флота и гипертрофированное развитие какого-либо рода сил или средств, якобы способных решить весь комплекс задач, стоявших перед ВМФ. Нанесенный флоту и стране вред такой погоней за мнимой «дешевизной», к сожалению, еще не исследовался, как и затраты на «могучие рывки», призванные в несколько лет ликвидировать десятилетиями сознательно допускавшиеся отставания. Не получил оценки и тот факт, что «застрявшие» на стапелях к концу тридцатых годов сотни недостроенных подводных лодок блокировали строительство тех самых тральщиков, сторожевых, противолодочных и десантных кораблей, по поводу нехватки которых в годы войны до сей поры сокрушаются многие отечес­твенные исследователи.

Поэтому главные причины задержки развития ВМФ во второй половине 20-х годов следует искать в официальных взглядах на его оперативно-стратегическое применение, не претерпев­ших сколь-нибудь значительных изменений с начала реформирования Вооруженных Сил страны после гражданской войны. Командование Красной Армии по-прежнему настаивало на абсолют­ном подчинении флота армии и обвиняло флотских руководителей в «протаскивании через РВС» искусственно завышенных программ строительства ВМС. В свою очередь, руководство РККФ постоянно подчеркивало свое согласие с принципиальными положениями действующей военной доктрины, в соответствии с которыми победа в войне достигалась совместными усилиями всех видов Вооруженных Сил, и отвергало обвинения в попытках построить «большой флот», не считаясь с экономической ситуацией в стране. Приводились даже цифры, показывающие, что с 1923 по 1928 гг. бюджетные ассигнования на ВМС никогда не превышали 13,2% от общих расходов на оборону, а на кораблестроение и вооружение они составляли 8% от затрат на сухопутные силы. К тому же доля флота в расходах на оборону неуклонно падала, снижившись в 1927 г. до 11,2%, а в 1928 г. даже до 6,2%.

Наибольшую активность в отрицании сколько-нибудь важной роли ВМС в войне проявлял такой теоретик и руководитель Красной Армии, как М.Тухачевский. Но что особенно поразитель­но, будучи сам кадровым офицером прежней армии, он в борьбе против руководства УВМС не стеснялся предупреждать власти о неблагонадежности «классово чуждых элементов» среди комсостава Красного Флота. Так, в 1926 г. он писал: «Командный состав флотов требует особенной проверки с политической стороны, вследствие неправильной линии комплектова­ния».

Как это ни странно выглядит спустя шесть десятилетий, но факт остается фактом - Начальник УВМС РККА был вынужден доказывать, что наши флоты на Балтике и Черном море «представляют собой крупный стратегический и политический фактор». Однако командование РККА не только тормозило их развитие, но и насаждало свои взгляды во всех руководящих документах, и прежде всего в первом в истории отечественного ВМФ боевом уставе (БУМС-30). Он базировался на основных положениях Полевого устава РККА 1929 г. (ПУ-29), являвшегося общим и для сухопут­ных, и для морских сил, в чем отечественная военная историография находит воплощение единства военной доктрины СССР.

На оперативно-стратегическом уровне БУМС-30 ограничивал флот задачами, главным образом, оборонительными (оборона берегов СССР, содействие операциям Красной Армии «как со стороны моря, так и на реках и озерных системах»), а на оперативном и, особенно, тактическом уровнях совершенно справедливо требовал действовать активно - «предупреждать наступление противника собственными наступательными операциями», вести маневренную войну, всегда сремиться нанести противнику решительное поражение, оборонительный бой заканчивать переходом в решительное наступление в благоприятный момент.

Согласно БУМС-30 складывались специфические, свойственные только советскому военно- морскому искусству представления о предназначении кораблей основных классов. Так, к примеру, линейные корабли предназначались для действий «совместно с береговой обороной в прибрежных, оборудованных для боя районах». Они также назывались «мощным средством поддержки легких сил», в то время как во всех зарубежных флотах, наоборот, легкие силы предназначались для обеспечения всех видов обороны и поддержки линкоров, решающих главную задачу. Кроме того, в нем чрезвычайно много внимания уделялось основам ведения противодесантных операций - этому была посвящена отдельная глава. Однако самым характер­ным для данного документа была подчеркнута жесткая привязка использования сил флота к действиям армии, вплоть до формирования так называемых «береговых отрядов сопровождения, подчиненных общевойсковым начальникам».

В общем, БУМС-30 можно считать компромиссом между взглядами командования Красной Армии, требовавшего полного искоренения упоминаний о «морской стратегии», и военно- морских специалистов, все еще пытавшихся отстоять оперативную самостоятельность флота.

Еще в декабре 1929 г. Р.Муклевич решил обратиться непосредственно к Сталину как к Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) с «Докладной запиской о необходимости пересмотра постановления Политбюро о морском флоте». Отстаивая свою точку зрения, он осмелился оспорить официальные взгляды на флот, сформировавшиеся в ЦК и Наркомате по военным и морским делам. Свою настойчивость Р.Муклевич мотивировал, в частности, тем, что «ослабление темпа постройки и ввода в строй новых судов и морского вооружения нарушает оперативную целостность... морских сил», срывает плановую замену устаревших кораблей, разрушает нала­женное дело в промышленности и ведет к безнадежному ее отставанию от мирового уровня, а в конце концов - к переходу СССР «в разряд держав, совершенно беззащитных на море». Он указывал и на то, что это неизбежно скажется на настроении личного состава флота и приведет к потере части командных кадров, особенно инженерных и технических.

Докладная записка содержала и предупреждение о неизбежных изменениях в обстановке на примыкающих к территории Советского Союза морских театрах в случае его отказа от активной роли на морях. Начальник УВМС считал, что в этом случае, «в мирное время с нами не будут церемониться, как это сейчас делают японцы в Охотском море», а во время войны наши коммерческий и рыболовный флоты сделаются легкой добычей любого врага», что даже «лимитрофы» спустя некоторое время «приобретут возможности для создания реальной угрозы СССР с морских направлений, поскольку мы перешли в разряд провинциальных морских держав».

В заключение он выразил уверенность, что «во время войны, да и в мирное время, нашей стране еще неоднократно понадобится опереться на морской флот», и обратил внимание вождя на конкретный пример - действия Амурской флотилии во время конфликта на КВЖД, которую в свое время пришлось отстаивать, так как имелись планы ее упразднения.

Не удовлетворившись письмом Генсеку, Муклевич добился проведения закрытого партий­ного собрания ячейки ВКП(б) при УВМС, которое приняло постановление, гласившее, что «сокращение намеченных программ строительства флота задержит уже набранные темпы промышленностью и нарушит обороноспособность Советского Союза со стороны моря», и содержавшее утверждение, что снижение ассигнований на флот противоречит бурным темпам социалистического строительства и отражается на темпе работы и политико-моральном состо­янии личного состава...»

В январе 1930 г. эта активность стала приносить первые результаты. К тому времени точку зрения УВМС приняло большинство в РВС СССР, согласившись с тем, что необходимо воста- новить программу 1929 г., а в апреле было решено несколько увеличить расходы на флот. Тогда же отметили, что следует создать условия для переброски сил с Балтики в Белое море.

13 июня 1930 г. на заседании РВС СССР с докладом об уточненном плане строительства РККА выступил начальник штаба Красной Армии Б.Шапошников. Новое постановление содер­жало уже 25 пунктов, посвященных строительству ВМС. Среди них - решение об усилении береговой обороны как на Балтике и Черном море, так и на Севере и Дальнем Востоке. Такое внимание береговой обороне явилось отзвуком трагических событий, связанных с «Процессом береговой обороны» - своеобразной версией «Шахтинского дела», - сфабрикованного ОГПУ специально для ВМС. Он базировался на показаниях, «выбитых» у арестованного председателя научно-технического комитета УВМС Игнатьева, согласно которым «старые специалисты, фактически руководившие флотом, и в первую очередь операторы учебно-строевого управления Морских сил (Петров, Римский-Корсаков, Тошаков), от организации береговой обороны устра­нились, а занижались проблемой «большого флота». Последовавшая волна репрессий изъяла из рядов флота высококвалифицированных военно-морских специалистов (около 40% работни­ков УВМС, значительную часть штабных командиров на флотах и профессорско-преподаватель­ского состава Военно-морской академии).

К чести профессионального революционера и коммуниста Р.Муклевича, он активно выступил в защиту флотских специалистов, хотя само дело содержало компромат и на него «как марионетку в руках вредителей». Но начальник УВМС был не так прост. В докладе «О недочетах береговой обороны», адресованном К.Ворошилову, он, в частности, писал: «По Балтике... можно опреде­ленно заключить, что никаких оснований для той паники, которая была разведена вокруг береговой обороны, нет... Основная вина лежит на Начальнике Штаба Красной Армии и на мне в том, что мы не сумели до сих пор провести через Реввоенсовет точный пятилетний план строительства береговой обороны...» При этом Муклевич не акцентировал внимания на извес­тном факте, что береговая оборона в течение многих лет находилась в составе Красной Армии, а значит, командование ВМС и не мопювсе это время детально ею заниматься.. .К счастью для большинства арестованных тогда военморов, верховный вождь неожиданно предался чуть ли не самокритике, а ритуал требовал, чтобы и все остальные занимались тем же - каждый на своем месте. Оценка деятельности моряков стала не такой жесткой.

Однако, несмотря на все эти решения, программу 1929 г., даже в сокращенном виде, наша промышленность в первой пятилетке выполнить не смогла. К примеру, степень ее выполнения по подводным лодкам составила 23%, по сторожевым кораблям - 39%. И если по торпедным катерам план выполнили на 102%, то задание по строительству эсминцев, малых подводных лодок и некоторых других классов кораблей и катеров сорвали полностью.

Между тем начало 30-х годов ознаменовалось ростом напряженности на Дальнем Востоке. В 1931-1932 гг. Япония фактически захватила Северо-Восточный Китай, развернув мощную группировку своих войск у советской и монгольской границ. В эти годы она ввела в строй 4 тяжелых и 4 легких крейсера, легкий авианосец, 17 эсминцев, 10 подводных лодок и минный заградитель. Это направление для советского руководства стало «горячим» уже со времени конфликта на КВЖД (1929 г.), ставшего по сути локальной войной с применением обеими сторонами всех родов войск и видов вооруженных сил, включая речные флотилии.

Неспокойно было и на западноевропейском направлении. Приходил конец «полному бес­силию на море» веймарской Германии. В 1931 г. там спустили на воду первый корабль из серии «карманных линкоров» - «Дойчланд». В 1929-1931 гг. в строй вступили 3 легких крейсера типа «Кенигсберг» и крейсер новой серии - «Лейпциг». Кроме того, в случае отмены запрета на строительство подводных лодок германская промышленность способна была быстро развернуть их массовое строительство. Польский флот пополнился двумя эсминцами французской построй­ки и несколькими подводными лодками, финский - двумя броненосцами береговой обороны и четырьмя подвод­ными лодками, румынский - двумя эсминцами и подводной лодкой.

Тем не менее, в предложениях штаба РККА по развитию Вооруженных Сил в ходе 2-й пятилетки (1933-1937 гг.) сколько-нибудь значительного роста военно-морских сил спланиро­вано не было. Р.Муклевич вновь направляет доклад руководству, в котором, в частности, отмечает, что «наши соседи на Балтике и Черном море и на Дальнем Востоке строят канонерки и крейсера до линейных включительно. Я считаю крупной ошибкой, что еще в эту пятилетку мы не намечаем к постройке крейсера и фактически откладываем приведение в готовность для подобного строительства наших заводов...»

Одновременно в Наркомат по военным и морским делам представили свои соображения руководители судостроительной промышленности, а в ноябре 1931 г. группа инженеров Бал­тийского завода направила правительству докладную записку. (Вероятно, эти документы поя­вились не без участия руководства УВМС.) Обращение к правительству мотивировалось тем, что СССР «...нужен флот и притом флот активный, так как предстоящую войну мы должны провести на территории страны, которая «первая подняла меч». Лозунг Ленина «на чужой земле защищать свою землю» должен быть проведен в жизнь».

Чтобы обеспечить реализацию на море наступательного духа советской военной доктрины, авторы записки полагали необходимым придание операциям легких сил флота «большей устойчивости, большей силы сокрушающего удара». По их представлениям этого можно было достичь путем развития «тяжелого военного судостроения». В частности они писали: «...Опера­ции Красной Армии будут требовать в неизбежной войне мощной поддержки с моря. Наши легкие силы, проводящие операции в водах противника, будут нуждаться в сильной поддержке. Все это делает актуальным вопрос о создании крейсерского и линейного флота».

Разумеется, эти записки преследовали и чисто ведомственные интересы, но само их содержание и тон свидетельствуют о том, что в стране уже появились силы, способные сдвинуть с мертвой точки вопрос развития ВМС. Это повлекло изменение во взглядах высшего руководства государства на роль флота, и указанные акции, предпринятые в ходе работы комиссии В.Куйбышева, реализовывавшей поручение Совнаркома о разработке предложений по развитию ВМС РККА и производственных баз для их строительства, возымели действие. Оперативно-стратегическое обоснование программы развития ВМС на новую пятилетку исходило уже из необходимости «надежной и активной обороны морских границ СССР на четырех основных театрах (Балтийское и Черное моря, Дальний Восток и Север)» и повышения уровня обороноспособности на Каспийской море, Амуре и Днепре.

При разработке оптимального соотношения между тремя родами сил (надводные корабли и подводные лодки в то время рассматривались как один род сил) составители программы подчеркивали, что ее основой является строительство «в первую очередь и главным образом» подводных лодок и тяжелой авиации, хотя «для придания устойчивости всей морской обороне СССР» признавалось необходимым иметь «определенное сочетание подводного флота с над­водными кораблями - эсминцами, эсминцами-лидерами и крейсерами».

Программа развития береговой обороны базировалась на прежних решениях правительства и была уточнена только по Дальнему Востоку, где предусмотрели некоторое увеличение береговых батарей у Совгавани и во Владимиро-Ольгинском районе." В области развития морской авиации предлагалось развёртывание частей и соединений «специального морского типа», особенно на Черном море и Дальнем Востоке. Было признано целесообразным сформировать соединения торпедоносцев и включить в состав морской авиации тяжелые армейские бомбар­дировщики и штурмовики с уменьшенным радиусом действия, но с увеличенной бомбовой нагрузкой.

Отдельно рассматривалось развитие минно-тральных и противолодочных сил, плавучих баз, разнообразных базовых плавсредств. При этом впервые было обращено внимание на параллель­ное и отвечающее будущим мобилизационным потребностям ВМС строительство морского грузового, пассажирского и промыслового транспорта, чтобы обеспечить военный флот на время войны дополнительным числом тральщиков, сторожевых кораблей, вспомогательных крейсеров, авиатранспортов и др. Было предложено составить план совершенствования оборудования морских театров.

В заключение разработчики программы сочли необходимым подчеркнуть, что «осуществле­ние плана развития ВМС РККА... возможно только при условии принятия по линии промышлен­ности самых экстраординарных и решительных мер...»

На этот раз доводы моряков были встречены с большим пониманием, в основном приняты и утверждены. Согласно расчетам УВМС после выполнения программы 1933-1937 гг. в состав РККФ с учетом достройки кораблей, предусмотренных планом 1-й пятилетки, на всех театрах должны были вступить в строй 759 кораблей и катеров основных классов. В том числе: На Дальнем Востоке - 9 больших, 84 средних и 30 малых подводных лодок, 2 крейсера 6 лидеров, 8 эскадренных миноносцев; на Черном море - 30 больших и 55 средних подводных лодок, 7 крейсеров, 10 лидеров, 20 эскадренных миноносцев; на Балтике - 7 больших и 36 средних подводных лодок, 2 крейсера, 6 лидеров и 12 эсминцев; на Севере - 29 больших и 18 средних подводных лодок, несколько капитально отремонтированных эсминцев типа «Новик» (число не устанавливалось).

Надводные корабли, указанные в программе, предполагалось свести (кроме Севера) в «постоянные маневренные соединения» в составе одной-двух бригад крейсеров на Черном море, и нескольких дивизионов эскадренных миноносцев на других флотах (3 - на Тихом океане, 4 - на Балтике и 6 - на Черном море).

Кроме перечисленных выше ПЛ и НК, в общее число получаемых от промышленности кораблей входили 252 торпедных катера и 15 «лидеров торпедных катеров», 4 сторожевых корабля и 30 «охотников за подводными лодками», 37 быстроходных и 10 базовых тральщиков, 7 речных мониторов, 8 канонерских лодок и 28 бронекатеров, а также 7 плавбаз.

При первом взгляде на данную программу видно, что ее основная идея заключалась в создании довольно мощного флота для «малой войны» на море. Об этом свидетельствуют не только формируемый корабельный состав, 75% которого к концу 1937 г. должны были составлять подводные лодки и торпедные катера, но и тактико-технические задания на проектирование кораблей всех классов. Их основной задачей тогда считалось участие в «сосредоточенном ударе» по противнику, пытающемуся прорваться к нашему побережью. В соответствии с этим, например, в задании на проектирование крейсера проекта 26 (типа «Киров»), ставилась цель «создать крейсер для сосредоточенного удара». Он должен был обладать большой скоростью, чтобы действовать в одних боевых порядках с эсминцами и даже торпедными катерами, и крупнокалиберной артиллерией для боя с тяжелыми крейсерами и даже линкорами. В жертву приносились бронирование и дальность плавания. В итоге появился корабль, по артиллерийскому вооружению занимавший промежуточное положение между легкими и тяжелыми крейсерами, а по дальности плавания уступавший английским крейсерам в 4 раза.

Совершенно непригодными оказались подводные лодки типа «Правда». предназначавшиеся для действий в составе соединении «маневренных сил». Они пополнили список «курьезных» кораблей отечественного флота. Погоня за скоростью и маневренностью негативным образом отразилась на живучести и отечественныx эсминцев. Концепция «малой войны» оказала негативное влияние даже на «москитный флот». Торпедные катера советских проектов были малоразмерными, маломореходными, недостаточно автономными и, кроме пары торпед, имели на борту только один пулемет, что резко ограничивало возможности их боевого применения.

]

Катера Черноморского флота типа Ш-4.

В окончательном виде программа была утверждена Постановлением Совета Труда и Обороны СССР в июле 1932 г. Количество строящихся крейсеров ограничили 8 ед., лидеров и эсминцев 50, подводных лодок 169 ед. По остальным классам кораблей и катеров сокращений практически не было.

Программа была впечатляющей. Она предусматривала значительный рост так называемых «легких надводных сил». В 2,7 раза должно было возрасти число крейсеров, более чем в 3 раза лидеров и эсминцев, в 4 раза - торпедных катеров. Но наиболее быстро должен был вырасти подводный флот, почти семикратное увеличение которого выводило его в число самых крупных в мире. Однако силы РККФ распределялись между четырьмя изолированными и удаленными друг от друга морями. На Тихом океане к 1938 г. шести авианосцам, девяти линкорам и сорока двум крейсерам Японии, в лучшем случае могло быть противопоставлено только два наших крейсера, а ста тринадцати их эсминцам только четырнадцать кораблей этого класса. Наиболее благопо­лучно складывалась ситуация на Черном море, где превосходство над флотами стран региона становилось полным, а на Балтике по сравнению с самым сильным из соперников - ВМС Германии соотношения по кораблям основных классов должно было бы стать таковым: по линейным кораблям 1:1 (если не учитывать их возраста и ТТХ), по крейсерам 1:4,5 (без учебных), по эсминцам и лидерам 1:1,2 и по ПЛ 1:1,5 в пользу Германии.

Но для советской экономики эта программа оказалась нереальной. Вероятно, на ее принятие повлияли официально объявленные итоги 1-й пятилетки, контрольные показатели которой на самом деле далеко не были достигнуты. Между тем резервы мощности судостроения страны уже оказались полностью исчерпанными. Причем все это происходило в условиях, когда состояние нашего торгового и промыслового флота оставалось удручающим.

Ситуация в судпроме, дефицит конструкционных и других материалов заставили неоднок­ратно пересматривать контрольные цифры роста РККФ. В результате программу 1933-1937 гг. удалось выполнить только на 37%. Причем полностью были сорваны задания по строительству тральщиков, канлодок, сторожевых и бронекатеров. Не было построено и ни одной плавбазы, ни одного спасательного судна. Все это очень осложнило выполнение мероприятий, направлен­ных на воссоздание сил флота на Дальнем Востоке и Севере.

25 февраля 1932 г. был утвержден план формирования Морских Сил Дальнего Востока, к исходу 1933 г. наличие там бригады средних ПЛ ( 12 ед.). бригады малых ПЛ (30 ед!), бригады траления и заграждения (3 минзага и 9 тральщиков), соединения торпедных катеров (42 ед.), тяжелой авиабригады и эскадрильи дальних разведчиков, артилле­рийской бригады и полка ПВО, а также Владивостокского военного порта, УБЕКО Дальнего Востока и Амурской лоцманской дистанции.

 13 апреля того же года принято решение о создании Северной военной флотилии. Ее боевое ядро должны были составить 2 эсминца типа «Новик», 2 сторожевых корабля и 2 ПЛ. Эти корабли двумя экспедициями (ЭОН-1 и ЭОН-2) 18 мая начали выход из Кронштадта, а 1 июня начальник штаба РККА подписал директиву о сформировании флотилии в составе дивизиона ПЛ и дивизиона надводных кораблей, Мурманского военного порта, Мурманского сектора береговой обороны и отдельного дивизиона береговой обороны. 20 июля ЭОН-1 прибыл в Сорокскую губу Белого моря (ныне порт Беломорск). На следующий день моряки встретились с партийно- правительственной комиссией во главе со Сталиным, после чего она убыла в Мурманск, где осмотрела будущие пункты базирования флотилии в Кольском заливе.

Это посещение Севера И.Сталиным, С.Кировым и К.Ворошиловым свидетельствовало о перемене в отношении к флоту в руководящих кругах СССР. Известно также, что строительство Беломорско - Балтийского канала в сжатые сроки и ценою многих жертв Сталин связывал с военными целями. Перевод кораблей по внутренним путям была одной из особо привлекательных идей сторонников концепции «малой войны», утверждавших, что таким образом можно будет перебрасывать легкие силы, не подвергая их риску уничтожения в открытом море превосходя­щими силами противника. Опыт, однако, показал, что переход по каналу даже небольшого по численности отряда требовал разделения его на группы, снятия мачт, вооружения и боезапаса, минного, шкиперского и другого имущества, а с подводных лодок и аккумуляторных батарей. В итоге первая операция заняла около четырех месяцев.

Сторонники строительства канала полагали также, что это будет решением проблемы наращивания сил флота не только на Севере, но и на Дальнем Востоке. Во всяком случае, создание Северной военной флотилии в первую очередь преследовало цель защиты вновь осваиваемых арктических коммуникаций и лишь во вторую - выход в Атлантику на английские морские коммуникации.

Благодаря личному вниманию Сталина и Кирова, а также по причине небольшого состава сил флотилии, процесс ее формирования на Севере проходил достаточно ровно и не встречал противодействия со стороны командования Красной Армии, которое продолжало отстаивать мысль, высказанную М.Тухачевским, что «мы (Советское государство - М.М.) много тратим на флот». Это видно и на примере формирования флота на Тихом океане.

Еще 30 августа 1929 г. Р.Муклевич представил в РВС СССР доклад, в котором обосновывал необходимость воссоздания морских сил на Дальнем Востоке. Ворошилов приказал проработать этот вопрос вместе со штабом Красной Армии... Комиссия под руководством командующего войсками ЛВО И.Федько, работавшая на Дальнем Востоке осенью 1929 г., предложила ограни­читься формированием батальонов для защиты островов и усилением морских частей погра­нохраны. Эти соображения легли в основу доклада, подписанного Б.Шапошниковым и направ­ленного в РВС 25 декабря того же года. В нем говорилось, что создание флота на Дальнем Востоке является непосильной задачей, а в качестве «компромисса» выдвигалось вполне характерное для тех лет предложение о выделении небольших сил для охраны рыбных промыслов и формирования там еще одной новой армии. Последнее выводилось из утверждения, что «потеря побережья приведет к потере флота».

Однако обеспокоенность руководства страны нарастанием угрозы с Востока вынуждала реагировать на нее адекватно. В марте 1930 г. необходимость комплексного подхода к обороне восточных границ подтвердил и СТО СССР, поручивший РВС не позднее 1 июля представить подробный план мероприятий по защите Приморья и Дальнего Востока. Но указание не было выполнено' в срок. Поэтому год спустя, в июле-августе 1931 г. К.Ворошилов лично возглавил очередную комиссию выехавшую на Дальний Восток. Здесь на месте, он пришел к плачевному выводу, что «захват Владивостока является простой экспедицией, которая может быть поручена Любому подставному авантюристу». Тем не менее, процесс согласования вопроса о создании МСДВ затянулся еще на несколько месяцев. Лишь в январе 1932 г. он был окончательно решен Комиссией обороны при СНК СССР, и формирование МСДВ фактически началось в марте.

Основной проблемой (как и на Севере) стало выделение туда кораблей. Перевод их с других театров в необходимых объемах исключался. Требовались другие решения. Поэтому на первом этапе решили мобилизовать несколько судов Наркомвода и 17 августа 1932 г. в состав МСДВ были переданы товаро-пассажирские пароходы «Ставрополь», «Эривань» и «Томск» для исполь­зования их в качестве минных заградителей, а также 5 буксиров для переоборудования в тральщики.

Из Амурской военной флотилии передавался только один сторожевой корабль - «Красный вымпел». Строительство средних подводных лодок для нового флота было поручено ленинград­ским заводам, а их сборка должна была осуществляться на месте, во Владивостоке и Хабаровске, из секций, доставляемых по железной дороге пассажирской скоростью. Малые подводные лодки предполагалось построить в Николаеве и доставить на Восток в собранном виде (ради этого, собственно, и разрабатывался проект подлодки VI серии, подвергавшийся критике подводниками как не имевший достаточного тактического обоснования). Однако, несмотря на это, работу по созданию ядра подводных сил будущего Тихоокеанского флота нельзя рассматривать иначе как пример успешного преодоления многих технологических и организационных проблем.

Выполнение программы кораблестроения в 1933-1937 гг., а также работа по воссозданию морских сил на Дальнем Востоке и Севере высветили многие проблемы, которые долгие годы по различным причинам руководством страны и военного ведомства либо не признавались за существенные, либо отодвигались в сторону. Во-первых, РККФ получил далеко не все из планировавшегося, и несмотря на то, что флот на Востоке и флотилия на Севере были развернуты в кратчайшие сроки, считать их полноценными и способными к решению необходимых задач, вытекающих из условий театров и сил вероятного противника, было нельзя. Правда, к этому времени и руководство НКВМ, и правительство начали ощущать угрозу, которую несла в себе несбалансированность флотов.

Во-вторых, даже сверхординарные меры и невероятная настойчивость, проявленные всеми, начиная с парткомов заводов и кончая «органами», не могли подменить объективных возмож­ностей отечественного судостроения, а точнее - возможностей военно-промышленного комплек­са страны. Дальнейшее развитие флота, даже в рамках официально принятых взглядов на его задачи и состав, требовало срочных и чрезвычайных мер по строительству новых и реконструкции существующих предприятий.

В-третьих, обострилась проблема кадров, причем не только командных на флоте, но и среди ИТР в промышленности, в научных и конструкторских учреждениях. Более того, на флоте не хватало младших специалистов, по уровню образования и специальной подготовки способных обслуживать новую технику, а на заводах достаточного числа квалифицированных рабочих.

Так, всего одно десятилетие невнимания к проблемам сохранения морского потенциала страны породило крупные и серьезные препятствия развитию флота, преодолевать которые даже в тех условиях жесткой директивной дисциплины приходилось еще долгие годы...